Неточные совпадения
Крестьяне сняли шапочки.
Низенько поклонилися,
Повыстроились в ряд
И мерину саврасому
Загородили путь.
Священник поднял голову,
Глядел, глазами
спрашивал:
Чего они
хотят?
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я
хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь,
спросил только, целы ли ворота?
Г-жа Простакова (тихо Скотинину). Постой, братец. Сперва надобно
спросить ее,
хочет ли еще она за тебя выйти?
—
Хочешь, молодка, со мною в любви жить? —
спросил бригадир.
Все это обнаруживало нечто таинственное, и
хотя никто не
спросил себя, какое кому дело до того, что градоначальник спит на леднике, а не в обыкновенной спальной, но всякий тревожился.
Как всегда кажется, что зашибаешь, как нарочно, именно больное место, так и теперь Степан Аркадьич чувствовал, что на беду нынче каждую минуту разговор нападал на больное место Алексея Александровича. Он
хотел опять отвести зятя, но сам Алексей Александрович с любопытством
спросил.
— Никогда не
спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или не жалко. Ведь мое всё состояние тут, — он показал на боковой карман, — и теперь я богатый человек; а нынче поеду в клуб и, может быть, выйду нищим. Ведь кто со мной садится — тоже
хочет оставить меня без рубашки, а я его. Ну, и мы боремся, и в этом-то удовольствие.
— С Алексеем, — сказала Анна, — я знаю, что вы говорили. Но я
хотела спросить тебя прямо, что ты думаешь обо мне, о моей жизни?
— Поедемте, пожалуйста, и я поеду, — сказала Кити и покраснела. Она
хотела спросить Васеньку из учтивости, поедет ли он, и не
спросила. — Ты куда, Костя? —
спросила она с виноватым видом у мужа, когда он решительным шагом проходил мимо нее. Это виноватое выражение подтвердило все его сомнения.
— Ты не то
хотела спросить? Ты
хотела спросить про ее имя? Правда? Это мучает Алексея. У ней нет имени. То есть она Каренина, — сказала Анна, сощурив глаза так, что только видны были сошедшиеся ресницы. — Впрочем, — вдруг просветлев лицом, — об этом мы всё переговорим после. Пойдем, я тебе покажу ее. Elle est très gentille. [Она очень мила.] Она ползает уже.
Когда она вошла в спальню, Вронский внимательно посмотрел на нее. Он искал следов того разговора, который, он знал, она, так долго оставаясь в комнате Долли, должна была иметь с нею. Но в ее выражении, возбужденно-сдержанном и что-то скрывающем, он ничего не нашел, кроме
хотя и привычной ему, но всё еще пленяющей его красоты, сознания ее и желания, чтоб она на него действовала. Он не
хотел спросить ее о том, что они говорили, но надеялся, что она сама скажет что-нибудь. Но она сказала только...
— О чем это: и не
хочу думать? —
спросил Левин, входя на террасу.
— О, нет, папа! — горячо возразила Кити. — Варенька обожает ее. И потом она делает столько добра! У кого
хочешь спроси! Ее и Aline Шталь все знают.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему нужно было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил ни формы, ни времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не будучи в силах
спросить, что
хотел.
«Как же я останусь один без нее?» с ужасом подумал он и взял мелок. — Постойте, — сказал он, садясь к столу. — Я давно
хотел спросить у вас одну вещь. Он глядел ей прямо в ласковые,
хотя и испуганные глаза.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Всё, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он
хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг
спросил...
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая
хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не
спрашивая себя, как и что, подошла к нему и сделала то, что она сделала.
— Я
хочу сказать,… — начал было он, но остановился. — Я должен
спросить, чего вы от меня
хотите.
Левин
хотел сказать брату о своем намерении жениться и
спросить его совета, он даже твердо решился на это; но когда он увидел брата, послушал его разговора с профессором, когда услыхал потом этот невольно покровительственный тон, с которым брат расспрашивал его о хозяйственных делах (материнское имение их было неделеное, и Левин заведывал обеими частями), Левин почувствовал, что не может почему-то начать говорить с братом о своем решении жениться.
Но ему говорили, что все умрут; он
спрашивал даже людей, которым верил, и те подтверждали это; няня тоже говорила,
хотя и неохотно.
Он не
спрашивал меня о значении всего этого, но он
хотел спросить, и я не мог выдержать этого взгляда.
― Он копошится и приговаривает по-французски скоро-скоро и, знаешь, грассирует: «Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir…» [«Надо ковать железо, толочь его, мять…»] И я от страха
захотела проснуться, проснулась… но я проснулась во сне. И стала
спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: «родами, родами умрете, родами, матушка»… И я проснулась…
— Если вы приехали к нам, вы, единственная женщина из прежних друзей Анны — я не считаю княжну Варвару, — то я понимаю, что вы сделали это не потому, что вы считаете наше положение нормальным, но потому, что вы, понимая всю тяжесть этого положения, всё так же любите ее и
хотите помочь ей. Так ли я вас понял? —
спросил он, оглянувшись на нее.
— Это вы захватываете область княгини Мягкой. Это вопрос ужасного ребенка, — и Бетси, видимо,
хотела, но не могла удержаться и разразилась тем заразительным смехом, каким смеются редко смеющиеся люди. — Надо у них
спросить, — проговорила она сквозь слезы смеха.
Сейчас же, еще за ухой, Гагину подали шампанского, и он велел наливать в четыре стакана. Левин не отказался от предлагаемого вина и
спросил другую бутылку. Он проголодался и ел и пил с большим удовольствием и еще с большим удовольствием принимал участие в веселых и простых разговорах собеседников. Гагин, понизив голос, рассказывал новый петербургский анекдот, и анекдот,
хотя неприличный и глупый, был так смешон, что Левин расхохотался так громко, что на него оглянулись соседи.
— Нет, у кого
хочешь спроси, — решительно отвечал Константин Левин, — грамотный, как работник, гораздо хуже. И дорог починить нельзя; а мосты как поставят, так и украдут.
Провизор
спросил по-немецки совета, отпустить ли, и, получив из-за перегородки согласие, достал пузырек, воронку, медленно отлил из большого в маленький, наклеил ярлычок, запечатал, несмотря на просьбы Левина не делать этого, и
хотел еще завертывать.
— Всё равно, вы делаете предложение, когда ваша любовь созрела или когда у вас между двумя выбираемыми совершился перевес. А девушку не
спрашивают.
Хотят, чтоб она сама выбирала, а она не может выбрать и только отвечает: да и нет.
— Разве он здесь? — сказал Левин и
хотел спросить про Кити. Он слышал, что она была в начале зимы в Петербурге у своей сестры, жены дипломата, и не знал, вернулась ли она или нет, но раздумал расспрашивать. «Будет, не будет — всё равно».
Вспомнив, что она
хотела ехать дальше, если нет ответа, она остановила одного артельщика и
спросила, нет ли тут кучера с запиской к графу Вронскому.
Когда Облонский
спросил у Левина, зачем он собственно приехал, Левин покраснел и рассердился на себя за то, что покраснел, потому что он не мог ответить ему: «я приехал сделать предложение твоей свояченице»,
хотя он приехал только за этим.
Но для него, знавшего ее, знавшего, что, когда он ложился пятью минутами позже, она замечала и
спрашивала о причине, для него, знавшего, что всякие свои радости, веселье, горе, она тотчас сообщала ему, — для него теперь видеть, что она не
хотела замечать его состояние, что не
хотела ни слова сказать о себе, означало многое.
Левин поглядел с портрета на оригинал. Особенный блеск осветил лицо Анны в то время, как она почувствовала на себе его взгляд. Левин покраснел и, чтобы скрыть свое смущение,
хотел спросить, давно ли она видела Дарью Александровну; но в то же время Анна заговорила...
— Нет, я не про то
спрашиваю, а про настоящее. — Она
хотела сказать Гельсингфорс; но не
хотела сказать слово, сказанное Вронским.
Левин слушал брата и решительно ничего не понимал и не
хотел понимать. Он только боялся, как бы брат не
спросил его такой вопрос, по которому будет видно, что он ничего не слышал.
Я часто себя
спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не
хочу и на которой никогда не женюсь? К чему это женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я бы завлекся трудностью предприятия…
И теперь, здесь, в этой скучной крепости, я часто, пробегая мыслию прошедшее,
спрашиваю себя: отчего я не
хотел ступить на этот путь, открытый мне судьбою, где меня ожидали тихие радости и спокойствие душевное?..
— Если вы
хотите, — подхватил сурово и отрывисто Костанжогло, еще полный нерасположенья духа, — разбогатеть скоро, так вы никогда не разбогатеете; если же
хотите разбогатеть, не
спрашивая о времени, то разбогатеете скоро.
Если его
спросить прямо о чем-нибудь, он никогда не вспомнит, не приберет всего в голову и даже просто ответит, что не знает, а если
спросить о чем другом, тут-то он и приплетет его, и расскажет с такими подробностями, которых и знать не
захочешь.
— Об этом
хочу спросить вас.
—
Хотел бы очень, почтеннейший Павел Иванович, показать вам имение, стоящее внимания… Да что, господа, позвольте
спросить, вы обедали?
— Вы
спрашиваете, для каких причин? причины вот какие: я
хотел бы купить крестьян… — сказал Чичиков, заикнулся и не кончил речи.
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она.
Хоть он глядел нельзя прилежней,
Но и следов Татьяны прежней
Не мог Онегин обрести.
С ней речь
хотел он завести
И — и не мог. Она
спросила,
Давно ль он здесь, откуда он
И не из их ли уж сторон?
Потом к супругу обратила
Усталый взгляд; скользнула вон…
И недвижим остался он.
— Что же он говорит? —
спросил папа, делая головою знак, что не
хочет говорить с мельником.
— А это на что похоже, что вчера только восемь фунтов пшена отпустила, опять
спрашивают: ты как
хочешь, Фока Демидыч, а я пшена не отпущу. Этот Ванька рад, что теперь суматоха в доме: он думает, авось не заметят. Нет, я потачки за барское добро не дам. Ну виданное ли это дело — восемь фунтов?
Мы довольно долго стояли друг против друга и, не говоря ни слова, внимательно всматривались; потом, пододвинувшись поближе, кажется,
хотели поцеловаться, но, посмотрев еще в глаза друг другу, почему-то раздумали. Когда платья всех сестер его прошумели мимо нас, чтобы чем-нибудь начать разговор, я
спросил, не тесно ли им было в карете.
Душевные движенья и чувства, которые дотоле как будто кто-то удерживал тяжкою уздою, теперь почувствовали себя освобожденными, на воле и уже
хотели излиться в неукротимые потоки слов, как вдруг красавица, оборотясь к татарке, беспокойно
спросила...
Хотел один другого
спросить: «Что, пане-брате, увидимся или не увидимся?» — да и не
спросили, замолчали, — и загадались обе седые головы.
Весь день на крейсере царило некое полупраздничное остолбенение; настроение было неслужебное, сбитое — под знаком любви, о которой говорили везде — от салона до машинного трюма; а часовой минного отделения
спросил проходящего матроса: «Том, как ты женился?» — «Я поймал ее за юбку, когда она
хотела выскочить от меня в окно», — сказал Том и гордо закрутил ус.
— Это-то я и без вас понимаю, что нездоров,
хотя, право, не знаю чем; по-моему, я, наверно, здоровее вас впятеро. Я вас не про то
спросил, — верите вы или нет, что привидения являются? Я вас
спросил: верите ли вы, что есть привидения?